Рецензия Василия Геронимуса — кандидата филологических наук, члена Российского Союза профессиональных литераторов (РСПЛ), члена ЛИТО Московского Дома учёных, старшего научного сотрудника Государственного историко-литературного музея-заповедника А.С. Пушкина, литературного критика «Pechorin.net» — на поэзию Лилии Паронян.
Из чего рождаются стихи? Этот вопрос сам собой закрадывается в голову читателю, который держит в руках книгу Лилии Паронян. Её поэзия окрашена очень лично и в то же время несводима просто к психологическому документу – например, к дневнику.
Чувствую я смысл бытия и своё призвание, к чему
лежит душа.
Я естественна, спокойна, миролюбива и собою
полностью довольна,
– пишет Паронян в стихотворении «Счастье», передавая словами свой гармоничный пульс, своё уравновешенное дыхание, а не только – и может быть, не в первую очередь – характер своей жизнедеятельности. Стихи помимо человеческого «я» включают в себя и некое таинственное «не-я», готовность поэта дышать мирозданию в такт (с. 29).
Приходит на ум стихотворный афоризм Самуила Маршака: «Питает жизнь ключом своим искусство. / Другой твой ключ – поэзия сама. / Заглох один – в стихах не стало чувства, / Забыт другой – струна твоя нема».
Порой завет поэтам, данный Маршаком, кажется слишком простым. А песня, услышанная где-нибудь в дороге и запавшая в душу? Является она фактом искусства или даром жизни? И главное, может ли поэт рационально складываться из двух составляющих, каковыми являются жизнь или искусство, или они находятся в сложном переплетении и до того, как поэт выводит свои строки? Все эти вопросы неизбежно закрадываются в голову, не дают покоя любознательным литературоведам; однако книга стихов нашей современницы, Лилии Паронян, по-своему подтверждает мудрую простоту Маршака.
Любопытно, что авторский анонс книги стихов нашей современницы относится не столько к творческому почерку и литературным пристрастиям Паронян, сколько к личности поэтессы. «Просто Человек» – так рекомендует себя Лилия Паронян и в дальнейшем говорит о своей семье, о своей работе, о своих жизненных интересах и предпочтениях (с. 4). Они – и есть поэзия – немо свидетельствует Паронян, как бы вводя читателя в свою книгу стихов – «Будь собой».
И всё-таки стихи Паронян, опубликованные в книге, было бы неправильно считать просто продолжением анонса. Стихи Паронян своим существованием свидетельствует о том, что предметы и явления, окружающие человека, носят не самодовлеющий характер – они разлиты в бытии. Стихия бытия позволяет человеку чувствовать своё эго и в качестве не-эго. И быть может, как раз там, где кончается человеческое «я», жизнь перерастает в поэзию.
Параллельно вспоминаются слова Декарта, философа века Просвещения: «Cogito ergo sum» – «Я мыслю, следовательно, я существую». Некоторые знатоки латыни – языка, на котором Декарт написал своё знаменитое изречение, утверждают, что в точном смысле Декарт говорит не о существовании, а о бытии. Разница принципиальная! И как считают иные толкователи Декарта, наиболее точным переводом слов философа будет церковнославянское выражение «Я есмь» (совсем не то же, что «Я сушествую»!). Непостижимое бытие с его таинственно архаичными корнями позволяет человеку равняться и не равняться себе – помимо собственного эго нести в себе частичку бытия. Эта чудодейственная частичка подчас и делает частный жизненный опыт общезначимым.
В стихотворении «Благодарность» поэт выстраивает свою космологию (с. 105):
Благодарю тебя, моя неповторимая вселенная,
– пишет Лилия Паронян, не называя, но подразумевая Бога, Которому подобает благодарность.
Человек (или, лучше сказать, поэт) у Паронян и растворяется во вселенной и как бы вбирает её в себя – сам становится малой вселенной. В стихотворении «Кем ты себя считаешь?» наша современница пишет (с. 25):
Дети маленькие – гении со своей звездой.
Лишь стоит окунуться в свою уникальность с головой!
Так важно подготовить почву, чтобы рос росток,
Пробуждая своё «я» воспоминаниями о жизни.
«Кем ты себя считаешь, самоуверенный малёк?» –
Слышим мы в ответ, совершив в жизни рывок.
Уникальность – наш дар и есть абсолютно в каждом.
В стихах Лилии Паронян, пронизанных прощающим юмором, показано, как человек обретает истинное бытие, возрастая и совершая необходимый рывок…
Мы видим, что у Паронян идеальные смыслы как бы витают над житейской реальностью, превращая человека в поэта.
В стихотворении «Тсс!» наша современница пишет (с. 56):
Свет внутри меня – следствие Большого взрыва…
Поэт свидетельствует о человеке как о существе космическом.
Некоторые строки Паронян – например, строка о взрыве, благодаря которому явился мир – носят характер поэтических слоганов, содержание которых разворачивается в более крупных художественных целых.
Так, поэт сочетает осколочную эстетику – спутницу кратких слоганов – со своего рода новым космизмом.
Вселенная Паронян проникнута болью. Нашей современнице отнюдь не чуждо представление о мировой скорби.
В стихотворении «Дыра утраты» она пишет (с. 66):
Стыдимся, скрываем боль в жизни и неудачи,
Проявляя себя в жизни лишь на половину,
Отрицаем ночь в процессе прожитой сказки.
Здесь хочется воскликнуть: мир есть игра! Что-то упорно скрывая или намеренно не договаривая, а что-то и проявляя, вынося наружу, человек неизменно становится участником жизненного театра. Его кулисы таят в себе боль, которую подчас стоит скрывать от окружающих, а подчас – нехотя выговаривать…
В стихотворении «Моя истина» поэт пишет (с.89):
Вряд ли я объясню лежащему на кровати
Про боль от неудобства, пронзающую мои рёбра.
И никак мне не передать испытанные мною чувства
От оскорбительных слов, режущих слух моего уха.
Да, людям бывает непросто понять друг друга – и отнюдь не только потому, что многие из них говорят на разных языках. Свою сокровенную боль мы часто переживаем в одиночку, с горечью осознавая то, что другой её не поймёт.
В стихотворении «Царапины» Лилия Паронян пишет (с. 97):
Истинная боль в нас глубоко сидит
И, как маленькая кошка, тихо мяучет.
Раны зализывает наше внутреннее эго,
Пытаясь научиться жить со шрамами во благо.
В самом деле, пережитое страдание подчас плодотворно. Или мы стремимся сделать его плодотворным. Психолог Дейл Карнеги в своей книге «Как завоёвывать друзей и оказывать влияние на людей» предлагает читателю, если ему достался лимон, сделать из цитруса лимонад. Не надо объяснять, что под лимоном иносказательно понимается некая кислота и горечь жизни.
И Паронян размышляет о своём жизненном опыте своего рода примирения с болью. Она пишет (там же):
Царапина первая мне принесла лишь дискомфорт,
А вторая побеспокоила всего лишь на год.
Но рана, нанесённая безжизненной королевой,
Оставила огромный рубец до самой смерти.
Говоря с вкрадчивой интонацией лишь о временном дискомфорте, поэт свидетельствует и о подчас неисцелимых травмах – во всяком случае, о таких шрамах, которые не затягиваются – о таких страданиях, которые не забываются.
Поэт продолжает свои размышления о природе страдания (там же):
Учусь я, как прежде, у самой жизни
Отпускать себя и своих рядом близких.
Жить в жизни лишь в мире собственного самоконтроля,
Освободив от долгов каждого на пути вольно.
Впредь на моём теле и в моём огромном сердце
Стало невероятно красиво и немного по-другому.
В бедствиях душа укрепляется и возрастает, хотя это происходит подчас непомерной ценой – свидетельствует поэт. Он констатирует мимоходом (там же):
Идеалы разрушались…
В неуютном мире кредо Паронян – найти себя, не изменить себе, хотя подчас и непостоянство неизбежно, поскольку, возрастая, человек меняется – свидетельствует Паронян.
В стихотворении «Кукла» она пишет (с. 27):
Это возможно – быть в жизни куклой,
Закрытой, отшлифованной в жизни фигурой,
Молча потакать людским капризам,
Боясь потерять любовь своих близких.
Далее всё более отчётливо говорится о сокровенной сущности человека, скрытой за некоей гладкой – «отшлифованной» – формой (там же):
И я такая была! Себе я изменила!
Свою уникальность в кукле я закрыла!
Думала, что лишь улыбкой своей
Заслужу признание в поисках друзей.
В этих стихах по-особому значимо не только то, что сказано, но то, что не сказано – скрыто за благополучной внешностью куклы.
Убежать от себя или быть собою? Этими вопросами задаётся Лилия Паронян в своих стихах.
Моя мечта – сбежать от сердечной боли,
– читаем в стихотворении «Мой марафон» (с. 51). Увы, сбежать от боли иногда почти то же самое, что сбежать от себя.
В стихотворении «Папа» читаем (с. 50):
Мой отец, ты научил меня быть собою…
Путь к себе – к своим началам, к своим жизненным корневищам нередко ведёт человека к роду и родственникам. Не случайно в стихах Паронян бесконечно много значат отец и мать. Приведенному выше стихотворению «Папа» параллельно стихотворение «Мама», в котором читаем (с. 71):
«Услышь меня, мама, ты мне нужна!
Увидь нашу связь сквозь мои года!»
Невидимая нить нас вместе связала,
Глубинную привязанность меж нами создала.
Примечательно множество слов с корнем – вяз (связь, связать, привязанность). К данному ряду однокоренных слов по смыслу (но, разумеется, не по этимологии) примыкает нить.
Времён связующая нить – вот что таинственно протянуто между матерью и дочерью. Если отец сурово воспитывает, но вместе с тем и защищает собственную дочь от жизненных бурь, то мать привносит в её жизнь тепло.
Вместе мы в мире или решили уйти,
Но нашу нить разорвать никто не в силах,
– пишет поэт (там же).
С тёплым миром семьи, миром родства человеческого у Паронян контрастирует внутренне пустой неуютный мегаполис. В одноимённом стихотворении читаем (с. 68):
Шум, гам и высокие скорости
Наполняют пространство большого мегаполиса.
Спешка, суета и бесконечные марафоны –
Основа выживания и человеческая траектория.
Комфортом застроили мы каждую клетку
На территории бывшей дикой природы.
И разум в нас изменить мир пытается,
Где миллионы лет мы жили в страхе.
Естественно возникшей вселенной противопоставляется мнимое бытие. Мегаполис предстаёт у Паронян как нечто искусственно сконструированное. Стихийной естественности бытия противопоставляется умерщвляющий разум. Поэт продолжает (там же):
Холодные стены и тёплый в доме климат
Успокоил в людях состояние тревоги.
Впредь хаос в природе и погодные условия –
Под контролем машины и высоких технологий.
Человечество отказалось от матери природы
В обиде за столь её жестокий отбор.
В пользу отрешённого приёмного родителя
Надежду направил людской всеобщий выбор.
Истинной естественности противопоставляется мнимая естественность мегаполиса. Поэт продолжает (там же):
Томится наше человечество в XXI веке,
Поглощённое идеей восполнить одиночество.
Но дитя мегаполиса – стёртая в глубине личность,
Занятая соответствием и поиском свободного времени.
В населённом мире мегаполиса поэт внутренне одинок, позитивные жизненные импульсы обеспечивают ему отец и мать.
Сложности цивилизованного мира поэт противопоставляет простые, но трогательные вещи, а также простые основы семейственности, нити, связующие представителей единого рода.
В стихотворении «Простота» поэт пишет (с. 98):
В каждом из нас есть жизненная простота,
Когда мы просыпаемся, открыв наедине глаза.
Тянучки, улыбки и нежности в мягкой постели –
Радует нас возможность душевных уединений.
В данном случае, простота связана с неким таинственным первоначалом. Поэт продолжает (там же):
Просты мы также с близкими людьми,
Ощущая между связующую нить доверия.
Болтаем, делимся про душевные раны,
Принимая с любовью крепкие объятия.
Поэт свидетельствует о том, что истинное родство лечит – в том числе и лечит от сердечных ран, которые приносит нам окружающий мир.
Однако простота простоте рознь. В стихах «Очищение» (с. 116) говорится и об иной – пагубной – простоте:
Желание моё всё упростить и удешевить
Привело к моему внутреннему обесценению.
Моя жизнь стала стоить всего лишь три копейки,
Заменив мою личность дешёвой модной линейкой.
Поэт путём контрастного сопоставления простоты и примитива свидетельствует о том, что от подлинной личности неотъемлема тайна и, скажем более, аристократическая обособленность от житейских попечений, мелких забот. Истинная простота таинственна – свидетельствует поэт – не в форме деклараций, а в художественно-иносказательной форме.
В скобках хочется кое-что немножко уточнить: в своём стремлении к истинной простоте Паронян как бы оказывается за пределами модного ныне спора о том, каким путём пойдёт русская поэзия – путём старой доброй силлабо-тоники или путём верлибра, на котором ныне пишет вся поэтическая Европа. Паронян избирает третий путь: она остаётся в рамках силлабо-тоники, но намеренно расшатывает, интонационно разнообразит её во имя высшей естественности. В ряде текстов Паронян признаки классического метра рудиментарны и едва узнаваемы.
В поэзии Лилии Паронян обитает женская стихия. Так, она обретает моральную опору в собственной матери и защитника (но также и воспитателя) в отце. Проникновенно женскими являются и следующие строки Паронян (с. 35):
Электрокардиограмма – как жизненный путь.
Синусоида эмоций – и в теле наших чувств.
То вверх, то вниз скачет наш пульс,
Рисуя нашу реальность нам на вкус.
С женским началом в стихах Паронян согласуются лиризм, хрупкость и ранимость (там же):
Огромное моё сердце слишком замедлилось,
По ночам пробуждая, проверяя мою верность.
Люблю ли я себя искренне и честно?
Расскажет истину биение моего сердца.
Женское начало в стихах Паронян подчас проявляется и там, где оно не выражено сюжетно. В стихах Лилии Паронян присутствует женская сверхчувствительность…
Между тем Ахматова – которая сама была и остаётся поэтическим классиком – в злую минуту отказывала женщине в праве на творчество. Она писала: «Могла ли Биче словно Дант творить, / Или Лаура жар любви восславить? / Я научила женщин говорить / Но, боже, как их замолчать заставить!».
Однако же человечество знает полулегендарную Сапфо, которая писала блистательные стихи. И быть может то, что Сапфо остаётся в своего рода гордом одиночестве, – она из очень немногих женщин – признанных поэтов, известных человечеству, – едва ли в вопросе о праве женщины творить словно Дант конструктивен количественный критерий.
Вчитываясь в стихи нашей современницы, менее всего хотелось бы расставлять ненужные оценки – «хорошо», «плохо». Интереснее выявить некоторые художественные принципы Паронян. Как нас уверяют психологи, женское мышление более конкретно, нежели мужское – и Паронян обнаруживает свою авторскую приверженность к психологическим нюансам, к трогательным частностям. Не случайно поэзии Лилии Паронян сопутствует осколочная эстетика – спутница минимализма. В то же время житейски конкретный автобиографический опыт нашей современницы растворён в стихии бытия, в неисчерпаемости мироздания. Способность Лилии Паронян возвести частное к общему свидетельствует о её традиционализме как поэта-лирика. В то же время лирика Паронян нова, современна и свободна от эпигонства, поскольку поэт выступает в своём неповторимом амплуа, сообщает читателю нечто новое, непрестанно рассказывая о себе как не о себе. Особый женский лиризм – неотъемлемое свойство стихов Лилии Паронян.